Мой спортивный путь (полная версия)

Интересно посмотреть в прошлое и проанализировать, как я дошел до себя настоящего, как принимался тот или иной выбор, как выходил из затруднительных ситуаций, то есть, что есть ты, где проявление воли, где генов, а где просто удача.

Это далеко не первая моя автобиография. Каждый раз они раскрывали то, как я пришел к той или иной деятельности, которой занимался или продолжаю заниматься. Была психологическая, была гипертоническая, геймдизайнерская (правда, им так и не поработал). Сейчас пришло время написать спортивную биографию. Хотя спортивная не совсем точное слово, так как в процессе деятельности, которой я занимаюсь, действительно, использую ряд упражнений из УШУ, каратэ, бокса, йоги и других традиционных практик развития души и тела. Но они лишь инструмент для более глубокой работы ­­­­- работы в области психики. Но если уж сайт посвящен спорту, то постараюсь выдержать весь текст именно в спортивных тонах.

В детском саду я был весьма активным ребенком, что, похоже, воспринималось взрослыми без особого восхищения. Заведующей, воспитателям и родителям, конечно, нравилось, что без меня не обходился ни один праздник в детском саду, так как я быстро запоминал тексты и мог их громко с выражением рассказать. Но часто моя инициативность шла в разрез с инициативностью других ребят, что заканчивалось дракой. Сомневаюсь, что это была чистая агрессия или враждебность, скорее экспериментирование и игра… Как быстрее договориться - словами или кулаками? А что будет потом? Куда лучше бить в живот или голову? А со всеми ли из группы я подрался? А из более старшей группы? Если я выигрываю, значит, я сильнее всех? Эгоцентрическая мысль о том, что сильнее меня могут быть только взрослые, подогревалась еще и тем, что мой папа занимался каратэ.

Трудно сейчас с уверенностью говорить, что сподвигло родителей отдать меня в секцию. Возможно, это были рекомендации воспитателей и заведующей детского, хоть что-то со мной сделать, возможно, желание папы сделать меня сильным. Но в любом случае я очень обрадовался, кода мне сказали, что пойду на тренировку. Восточные единоборства тогда уже вышли из подполья и оказались недалеко от дома, помимо взрослой группы, где занимался папа, была еще и детская. Однако в этой детской группе мне все казались уже «мужиками», ну или как минимум очень взрослыми. Пытался я заниматься ревностно и упорно. Как это воспринималось окружающими, сказать трудно – возможно, это больше походило на бесцельную беготню с попытками изобразить какой-то приемчик – все это больше напоминало заигрывание и игру. Взрослые ребята кормили меня байками, насколько круто заниматься каратэ. Что если в нем преуспеть, то ни ножи, ни пули не будут тебя брать – «повреждений будет наносить не больше комариного укуса», жизнь будет долгой и счастливой. А если нести благо – защищать слабых и обездоленных, то не только прославишься как добрый малый, а еще и сделаешь жизнь своего окружения безопасной. Это здорово подстёгивало психику ребенка, то бишь мою, который стал задумываться о смерти, опасности мира за пределами ограды детского сада и родного двора. Даже играя во дворе с друзьями, я постоянно следил за временем, а когда же начнутся занятия? Собственно, тогда пришлось научиться разбираться во времени и начать клянчить у папы наручные часы.

Дети до 6 лет еще трудно ориентируются в опасных ситуациях, неадекватно воспринимают возможный причинённый себе или окружающим урон, а потому не боятся совершать какие-либо опасные трюки и элементы без страховки. Надо отдать должное моему первому тренеру – серьезных травм на занятиях я не видел.

Тренировки продолжались и за пределами зала. Они проходили и в детском саду, и на улице, и дома. Я пытался показать друзьям, как делать броски, удары, блоки, как правильно отжиматься приседать и все такое. Казалось бы, что может вынести детское сознании из игровой, по сути, а не учебной деятельности? Оказывается, что многое. Для дошкольника важна инициатива – желание что-то делать, но он пока не имеет достаточно средств для достижения того, что он хочет (или средства выбирает не те). Был бы запрет на игру в зале, то скорее всего, пропал бы интерес к занятиям. А получилось, что в мою игру искусно вводились новые средства для достижения моей цели – быть сильным, ловким, получающим поощрения от родителей. Такой органичный подход позволил не только полюбить единоборства и спорт в целом, но и дал реальную техническую базу, на которую, как на ниточку, стали одеваться бусинки дальнейших знаний и навыков.

К сожалению, в начале 90-х тренеру пришлось отказаться от детской группы по неизвестным мне причинам, но папа, впечатленный моим рвением и изменениями в лучшую сторону, стал брать меня с собой на взрослые занятия. Первую часть тренировки я проводил в общей группе, бегая с мужиками и выполняя с ними разминку и «физуху», а вторую, «техническую», -- по индивидуальной программе. Правда, времени мне уделяли мало – основной упор делался на базовую технику каратэ Сётакан – я месяцами ходил в простых стойках и делал один и тот же удар в разных вариациях. В общем, порой было очень скучно. Для того, чтобы мне показали новое движение, нужно было дождаться, когда освободится учитель и подойдет ко мне, показать, что усвоил предыдущий элемент в точности, как он показал. Если находилась хоть мельчайшая ошибка, то я оставался со «старым» упражнением еще на полчаса. Часто, когда делать одно и то же жутко надоедало, я смотрел, что делают взрослые и пытался повторять за ними, тогда казалось, что их движения куда проще, чем мои две стойки, которые нужно повторить еще сто раз. Конечно, это была игра фантазии, но именно это наблюдается у всех детей, которые переходят от игровой деятельности к учебной. Они играют и развлекают себя мысленно, то есть появляется абстрактное мышление, а на «показание» остается соблюдение правил. Эту сдержанность и четкую реализацию заданий преподавателей, а главное -- выполнение правил (положение рук и ног в пространстве, слова и действия тренера) дала мне та нелегкая деятельность.

Спустя пару лет все же открылась детская группа все того же Сётакан каратэ. Тренировки стали более интересными, так как заниматься можно было уже со сверстниками. И тут опять стало понятно, что посещение секции - это не только тренировки и работа над собой, это еще и общение среде сверстников, увлеченных спортом, а не подъездами, сигаретами, алкоголем и наркотиками.

На тот момент я учился в начальной школе. С первой учительницей, мягко говоря, не повезло – постоянный прессинг и физическая агрессия с ее стороны не позволяли получать полноценное удовольствие от обучения, которое, периодически начиналось в восемь утра («нулевой урок»), а заканчивалось в 15.00 в группе продленного дня. Отрадой являлась мысль о тренировке, которая начиналась в 17.00. На тренировке я мог скинуть физическое и психическое напряжение и привести в порядок мысли перед следующей, будь она неладна, встречей с учительницей.

Мое поведение по сравнению с дошкольным возрастом сильно изменилось. Причем вспоминая ключевые моменты, сделано оно было осознанно. Я принял решение, что буду учиться, «постигать науку» во всех ее проявлениях. Поэтому практически полностью отказывался от всего увеселительного и демонстративного. Так, я отказывался от выступлений на сцене (в детском саду даже мысли не было об отказе) и старался отказываться от драк в школе и за ее пределами, так как в беседах с учителями в секции и школе упор делался на то, что лучший бой – несостоявшийся бой. Но драться все же приходилось, так как я был завидной мишенью для мальчиков в школе – небольшого роста, очень спокойный и отказывающийся от драк. Но, так как скажем, в стихийных, неожиданных драках участвовать все же приходилось. Не мог смотреть, когда кто-то, даже в шутку, пристает к моим друзьям или говорит что-то оскорбительное о них и их родителях. Это я сейчас понимаю суть провокаций ребят, которые были старше меня на несколько лет. Тогда я просто сражался и получал свои очки уважения в этих схватках, которые, к счастью для меня, ничем плохим не заканчивались. Однако долгое время не заканчивались и сами схватки, так как взять реванш и заработать очки уважения хотели все. Но рассказывать родителям про то, что происходит в школе, я тоже не мог, так как понимал, что они расстроятся «откату» моего поведения в «детский сад» и запретят посещать секцию.

Спустя год тренировок уже в детской группе мне предстояло сдать экзамен. Мне казалось, что готов я к нему на все сто, так как занимался уже много (мне тогда только исполнилось 9 лет), необходимые ката мог продемонстрировать в любое время суток с закрытыми глазами, хоть в обратную сторону. Пояс очень хотелось – он снился, рисовался и никак не выходил из моих мечтаний. И этот самый эмоциональный «перебор» сыграл со мной злую шутку – я не смог справится с нервозностью и перепутал два движения – строгая комиссия не простила мне этого и оставила без желанного пояса. Больше меня, возможно, расстроился только папа. Скорее, он был больше зол, чем расстроен, так что даже хотел забрать меня из секции, что было еще более обидно, чем несданный экзамен.

После такого фиаско мотив обучаться стал пропадать, так как родительской поддержки стало в разы меньше – осталась одна требовательность. Но в клубе произошли изменения – появилась секция бокса. Туда меня не отдали, но мы перед началом тренировки и после нее стали драться в перчатках, которые были куплены для боксеров. Так же я побывал на соревнованиях между боксерами и ребятами из секции УШУ, которая находилась в другом районе города и о которой я почти ничего не слышал. Эти события вдохнули в меня новый интерес к карате, намекнули, что я могу в будущем заниматься и контактными единоборствами. Ведь за все время тренировок у нас не было ни одного спарринга.

Изменения произошли и в основной деятельности – обучении в школе. Через три года ада начальной школы я перешел в среднюю и безмерно удивился тому, что учителя здесь совершенно другие – они дают тебе учится, а не требуют «копирования» учебников. Из троечника начальной школы (кажется, во втором классе меня хотели оставить на второй год) я превратился в отличника средней, за что, кстати, получил от папы часы, о которых мечтал с шести лет.

Появление «вариативности» в школе, точнее, ее осознание, сыграло свою роль и занятиях спортом. Каждое движение теперь не просто копировалось, а осознавалось. Я уже задавал вопрос «Почему правильно делать именно так?» взамен простого вопроса «Правильно ли я делаю?». Это подводило меня к изучению не только набора упражнений, но уже и к происхождению этих упражнений, и к изучению истории боевых искусств.

Как у многих людей, рожденных в Советском Союзе в середине восьмидесятых готов в провинции, изучение восточных единоборств происходило по фильмам с участием Брюса Ли, Ван Дама и Чака Нориса, а в дальнейшем - по компьютерным играм, таким как Mortal Kombat, Street Fighter и прочее. То, что мы видели в фильмах и играх, входило в жуткий диссонанс с тем, что мы изучали в спортзале. Совершенно другая пластика, другие движения, несмотря на то, что общее все же находилось. Часто завал себе вопрос, а то ли направления я выбрал, то ли я изучаю, а достаточно ли успешно. В секции я не мог изучать ничего кроме того, что мне дают, поэтому познавательная активность вела меня за пределы зала – на пустыри, где мы с друзьями пытались повторить то, что видели в фильмах и играх.

Так и протекало бы мое самостоятельное обучение на пустырях, если бы не прошел слух, что нашу секцию пригласили поучаствовать в турнире, победители которого поедут на чемпионат области по карате. Я наконец-таки дождался спаррингов. Сражались мы через тренировку, чтобы достойно и подготовлено «сходить в гости» в другую секцию. И вот это свершилось. Мы ходили на тренировки в другие залы в разных районах города. Для меня было удивительно, что занятия строятся иначе, что много упражнений в парах, другие связки упражнений. Нам обещали грубость и кровь в чужих залах, но ничего подобного не было. Были такие же увлеченные ребята, увлеченные тренера – у каждого был свой подход, своя техника. Это было чудесно, но приверженность к своей школе сильно сдерживала порывы восхищения. Казалось, если скажешь, что мне это нравится, то будет попахивать предательством. Занимаясь в своем районе, я и представить не мог, что в городе столько разных школ, что так много людей занимается единоборствами. Отборочный тур был довольно жестким. Было видно, как ломается дух некоторых ребят, как они не решаются выйти на татами. Тогда я еще не знал, что поединки проходят по правилам одного из самых жестких стилей карате -- Кёкусинкай. Из нашей секции отбор прошло 3 человека, но на вокзал, откуда отправлялся автобус, пришел только я один. Сказалась сила духа или они действительно проспали -- сказать сложно. Знаю, что я почти не мог заснуть в ту ночь, очень волновался, но проспать и пропустить это событие не мог! Ребят из других секций, которые ехали вместе со мной, я практически не знал, а посему, при отсутствии диалога напряжение перед первым серьезным турниром было очень велико. В итоге, я оказался в Твери в команде малознакомых мне людей, из двое из которых были в моей весовой категории. Точнее, в моей весовой категории не оказалось никого и меня подняли на категорию выше, соответственно, к более старшим ребятам. Там их было в достатке – около 30 человек. Итог моего первого турнира удивил меня самого – из пяти поединков я проиграл только финальный.

В качестве бонуса за привезенную в город медаль мне дали право в течении трех месяцев бесплатно заниматься под руководством тренера, который вывозил нас этот турнир. Такую возможность я, конечно, не мог упустить, поэтому тренироваться стал не 3 раза в неделю, а 5 – три тренировки в своей секции и две «на выезде». Это совпало со сменой тренера в моей школе единоборств. В отличие от тех тренеров, что были до этого -- мужчин возраста моего отца, новый был гораздо моложе, гораздо ниже ростом (максимум 1.40) и уже в плечах. В общем, не был он похож на Чака Нориса. Подкупало лишь то, что он ходил в столь юном возрасте с черным поясом и знал много интересных историй по каратешной тематике. Так что накопление теоретических знаний пошло по нескольким путям: история карате в местной школе, история УШУ в «бонусной» и самостоятельное по книжкам и фильмам.

На следующий год я так же успешно отобрался на областной чемпионат, где я оказался в том же весе, но несколько поднабравший сам. Готовясь к этому турниру, я поменял стиль боя, заменив множество быстрых, но несильных ударов на небольшое количество сильных. Такая тактика принесла свои плоды – в первом бое я отправил своего соперника в первый в своей жизни нокаут в течении одной минуты. Вдохновившись таким успехом, завершил второй бой с тем же результатом, но уже за 30 секунд. Но, к моему разочарованию, проиграл полуфинал по взвешиванию (мой соперник оказался несколько легче меня), а так хотелось проверить себя в разбитии досок! В итоге занял лишь третье место, но также получил три бонусных месяца тренировок.

Под конец учебного года в нашей секции был организован турнир, но уже по правилам Сётакан. Турнир проводился в абсолютном весе. Почему я занял второе место, до сих пор понять не могу. Единственное объяснение, которое смог придумать тренер невысокого роста: «В Сётакан надо демонстрировать технику, а не нокауты», а я, балбес, завершил все свои поединки досрочно.

Дерзну, в связи с эти событием, дать совет начинающим спортсменам единоборцам: «Не приглашайте на соревнования с вашим участием мам, а тем более бабушек!» Это был единственный турнир, который пришла посмотреть моя мама. Увидев наше с братом выступление, она зареклась их посещать. Какими рациональными и рассудительными ни были бы мамы, они всегда останутся мамами и будут переживать за своих детей. Если бьют вас – им плохо, так как они видят, что вам больно. Если бьете вы, то им больно смотреть, как больно другим делаете вы. Возможно, еще и материнская солидарность присутствует.

Я совсем расстроился бы на этом турнире при столь несуразных стечениях обстоятельств: все бои завершил досрочно, а место только второе, да еще маму расстроил. Подняло настроение присуждение мне приза зрительских симпатий – уж слишком возмущалась публика несправедливостью принимаемых судьей решений – зрители, похоже, тоже не знали принципа определения победителей в сётакан карате.

В 14 лет я уже практически разочаровался в технике карате, особенно в той, которую изучал – казалось глупым практиковать ката изо дня в день, какими бы великими людьми они ни были придуманы. Возможно, так проявлялся мой подростковый протест, а также юношеский максимализм – я стал разрабатывать свою технику эффективного боя, на тот момент - систему собственного развития.

Классным руководителем в то время у нас был учитель биологии, так что доступ к учебным пособиям был достаточно свободным, чем я и воспользовался. Долгое время у меня на стене над кроватью висели анатомические схемы человеческого организма: скелеты, мышцы, внутренние органы. В свободное от учебы и тренировок время я перерисовывал эти схемы в альбомы и записные книжки, отмечая там после теоретических консультаций с мамой (так как она авторитетный врач) и «практических экспериментов» в зале наиболее уязвимые места человеческого организма. Помимо этого в мои записи попадали зарисовки базовых техник различных единоборств, с названиями стоек, ударов и блоков на разных языках, фиксировались нюансы технического исполнения.

Официальных поединков по-прежнему было мало. Но как-то осенним вечером, придя на тренировку в основной зал, я застал тренера в весьма веселом расположении духа. Он был со своим другом, которому показывал и рассказывал о своих успехах на посту. Еще раз напомню, что был он совсем невысого роста, я на тот момент был еще ниже. В процессе его хвастовства перед другом, он попросил нас окружить и по очереди атаковать, а он должен был отбиваться от этих атак классическими действиями карате (стойка, блок, удар). Когда его «бравота» дошла до определенного уровня, он предложил нападать всем. Ребята постарше отошли подальше от этого цирка, тогда как маленьким эта возня пришлась по душе. Я помог мелким (ребята от 7 до 10 лет) повалить его на пол, а они уже забавлялись тем, что пытались как можно дольше удержать его на лопатках. Несколько раз ему удавалось выбраться из-под живой массы малышей – всего их было человек 5-7, а я опять валил его на пол и передавал во множество маленьких слабеньких ручек. Не помню точно, чем я занимался в момент, когда почувствовал удушье, скорее всего, медитировал. Оказалось, что это он подошел ко мне сзади и начал душить. Не знаю, каким чудесным образом, не обладая борцовской техникой, я выбрался из захвата и сумел перекинуть руки на шею и начал его душить – раздался хлопок по полу – общепринятое обозначение сдачи. Я отпустил захват и только хотел продолжить медитацию, как почувствовал резкую боль, выдираемых волос и приближение моей головы к полу. Удар! Еще удар! Крик: «Рано расслабился!» Когда я сумел поднять голову, я увидел кто меня спас от остальных ударов – это оказался мой младший брат, чья голова также уже приближалась к полу. Настало время теперь уже мне спасать его. Оторвав его от брата и сделав очередной захват на шее, я потерялся, а что делать дальше? Душить до конца? Могу убить человека. Наносить удары? Как можно? Это же тренер! …и, как оказалось, довольно слабый. Раздавались уже хлопки ладонью по полу. Как честный спортсмен я снова оставил в покое чужую шею. Зря… Боль пришла с противоположной стороны. Даже не боль, а что-то далеко за болевым порогом. Воля как будто покинула меня – мои гениталии были зажаты в его кулаке! Я был практически уверен, что он хочет их оторвать, и сделает это прямо сейчас! Все что я сумел вымолвить трясущимся и, наверняка, писклявым, голосом увидев, что его пятерня уже оттянула мое достоинство до колена: «Они же сейчас оторвутся…!» Возможно, так оно и было бы, но на помощь снова пришел мой брат, но уже со своим другом. В глазах у меня темнело от боли, так что я не знаю, что они сделали, но когда я снова мог видеть свет, друг моего брата видеть его перестал, так как получил удар пальцами в глаза. (Слава Богу, что сейчас с ним все в порядке). Ребят помладше отпустили, кажется, раньше, а тех, кто постарше оставили и говорили, в процессе выполнения физических упражнений, какой серьезный урок мы сегодня получили. Однако, вспоминая все это сейчас, понимаю, что сопротивление ему оказали только три человека. Остальные, в том числе и более старшие ребята, то ли не смогли преодолеть «тренерский ареол», то ли просто испугались. Когда я шел к дому, меня встретил взбешенный папа, который практически летел в сторону спортзала. «Что случилось?!» -- спросил он, -- «Саша (мой брат) сказал, что Диму бьет тренер». Когда я попытался рассказать, что произошло, на моих глазах время выступили слезы. Когда мы приближались раздевалке, где находился мой обидчик, я чувствовал себя несколько странно: я в 14 лет не смог за себя постоять и теперь папа заступается за меня, а с другой стороны, как так? Я же одержал победу над 25 летним дядькой, которая снова не защитана и, с третьей стороны, ощущение предательства тренера… Когда папа зашел в раздевалку, я уже думал лишь о том, что может сейчас произойти, а не убьет ли он его, а как потом я смогу тренироваться, если папа ему навешает? Тренер с фонарями от папы не сможет меня тренировать.

Все разрешилось вполне мирно. Отец поговорил с ним жестко, но, как мне кажется, жестко не в физическом плане. На следующей тренировке он извинился перед нами, но решение о смене секции уже было принято. Мы переходили в секцию УШУ, в ту самую, где у меня, еще сохранилось бонусное время.

Каждому подростку важно, что о нем думают сверстники. Это гораздо значимей, чем то, что о нем думают взрослые. Еще более тяжкий момент – это смена микросоциума, субкультуры, которую он покидает, которая его когда-то поддерживала и помогала понимать себя. Когда по каким-то причинам подросток выпадает из этой культуры, то он частично теряет уверенность и чувствует себя одиноким и покинутым. То же произошло тогда и со мной. К нашему уходу в секции отнеслись весьма негативно, утверждая, что мы не вынесли трудностей, что слабы духом и волей. Этот «наезд» доходил до того, что с нами прекратили здороваться в школе оставшиеся в этой секции люди. Однако эти обстоятельства поставили передо мной новую цель – заниматься так, чтобы не проиграть ни одного поединка в официальных и товарищеских турнирах соперникам из клуба, из которого я ушел.

Новая секция была платной, причем плата была весьма значительна, в ней не было «поясной» градации. Получить бесплатные занятия можно было двумя способами: сдать «аттестацию» в конце года или выигрывать как минимум городские турниры. И то, и другое виделось вполне реальным.

Потихоньку я начал ценить комфортные условия нового зала: теплый, в отличие от прошлого, где периодически выбивались стекла, с новыми матами и грушами, тогда как в прошлом зале последний раз закупался инвентарь, похоже, в год моего рождения.

Помимо всего прочего, в новой школе не то чтобы в полном объеме, я бы даже сказал, что с перебором, было удовлетворено мое желание сражений. Причем поединки проходили в абсолютно разных дисциплинах. Поначалу было трудно адаптироваться к постоянно меняющимся правилам, которые приходилось принимать и безукоризненно выполнять на турнирах. А правила отличались разительно. На одной неделе мы могли выступать на турнире по греко-римской борьбе, а на следующей уже ехать на чемпионат области по ашихара карате. При том, что как хобби мы еще занимались и игровыми видами спорта, играя в футбол и волейбол в соседнем зале, где тренировались футболисты и волейболисты.

Кому-то может показаться такой подход несколько поверхностным и несерьезным. На что могу привести весьма серьезный аргумент – результаты соревнований. Спортсмены из нашей школы одерживали победы на городских соревнованиях. Правда, по некоторым видам спорта (особенно бокс и греко-римская борьба), победа в чемпионате города не гарантировала поездку на чемпионат области. Так, во многих школах «протаскивали» своих учеников, которые проигрывали нашим на городских турнирах, мотивируя это тем, что они смогут показать более хорошую технику на более крупных турнирах. Потом уже оказалось, что бюджетное финансирование напрямую зависит от количества вывезенных учеников, а отдавать свое финансирование другим людям ни один тренер не хочет. Несмотря на то, что такие виды спорта как карате, ушу-саньда, рукопашный бой и кикбоксинг оставались за нами, и на чемпионатах области мы сталкивались с теми же проблемами уже на уровне области. Нужно было наголову разбивать своих соперников, чтобы пробиться дальше. Иначе специалисты списывали победу на сторонние факторы: удачу-неудачу, совпадения, звезды и прочее – как еще можно было объяснить победы парней, не занимающихся целенаправленно тем или иным видом спорта.

Доказательную базу в виде уверенных побед находить удавалось, и как результат можно привести такой пример. Занимаясь в одной секции, у одного и того же тренера моему брату было присвоено звание кандидата в мастера спорта по греко-римской борьбе (14 лет), а мне спустя два года после него (18 лет) звание КМС по рукопашному бою. У обоих за плечами были так же всероссийские и международные турниры по самбо, боевому самбо, армейскому рукопашному бою, дзюдо, боксу, кикбоксингу, ушу саньда, армспорту. Интересно, что большинство людей, занимаясь в клубе единоборств, считали эти занятия областью саморазвития, а не получением новых званий и статусов, хотя и это было приятно. К примеру о том, что брат и я достигли звания КМС, мы узнали из газет. Так же как и то, что у нас (оказывается) есть разряды по другим видам спорта, мы узнавали во время объявлений наших имен при выходе на ринг, от других тренеров или из газетных колонок, освещавших спортивные мероприятия.

Вряд ли что-то может сравниться с удовольствием от достижения поставленной цели. Цели, что еще вчера была недоступна, а сегодня тебя незнакомые люди в чужом городе поздравляют с победой, которую ты одержал над их земляком или фаворитом. Когда, еще не успев отдышаться после боя, за канатами ринга, на тебя направляют видеокамеры и микрофоны, чтобы взять интервью. Безумно классно, когда эксперты, судьи и тренера признают твою технику лучшей на турнире, а ты уже свыкся с тем, что техника не твой конек. Именно эти события позволяют подростку почувствовать себя, как минимум, индивидуальностью, что ему все по плечу, и он может добиться много, если приложит достаточно усилий и стараний. Обретет свой неповторимый стиль – станет личностью.

Несколько резюмируя данный подход к тренировкам и столь большой диапазон единоборств, скажу следующее. Все виды спорта имеют один и тот же принцип – задействовать максимальное количество мышц, а стало быть и нейронов для совершения максимально эффективного движения с одной стороны, и затратить как можно меньше сил с другой. Стало быть, баланс между двумя составляющими успешной деятельности лежит в области психики – оценить ситуацию, сориентироваться принять решение и действовать.

При выборе ВУЗа я разрывался между двумя направлениями – психология и кибернетика. Исходил из того, что мне нравиться и где я смогу удовлетворить свой интерес. С одной стороны нравилось наблюдать за чужими и, конечно, своими психическими процессами, но так же нравилось общение с «бездушной машиной» -- хотелось ее несколько оживить. Это были основные параметры выбора, но был еще и десяток второстепенных, так что выбрал психологию. Поступил легко и в сентябре понял, что сделал правильный выбор. Тем более, что в этом же городе было несколько школ единоборств, куда мы приезжали на соревнования. В течение месяца я провел разведку с целью узнать, где заниматься я смогу с большей отдачей для себя, где будет максимальный микс единоборств. Выбор пал на боевое самбо, хотя периодически я ходил и на дзюдо. Тренера в этих школах уже были международного класса и с довольно хорошими связями в спортивном мире.

В новом для проживания городе, где располагался Международный университет природы, общества и человека «Дубна» отобраться на крупные турниры оказалось довольно просто. Что я и сделал – на первом же турнире по джиу джитцу. Однако, опять встал выбор ездить на крупные турниры или учиться. Выезда, как правило, выходили трехдневными с пятницы по воскресенье, а активная учеба и общение с профессорами на пятницы и субботу. Так что спорт отходил на второе место. Точнее он оставался, но занимал куда меньше времени, чем раньше. Я посещал секцию для поддержания себя в более-менее хорошей форме, но без участия в крупны турнирах, моя мотивация падала.

Так со второго курса, когда все больше и больше приходилось углубляться в профильные предметы, я уже практически не ходил в зал. Активности стало меньше, потому я начал терять форму, сильно располнел. Причем, когда мои друзья обращали на это внимание, я отвечал, что все это ерунда, что мастерство не ушло, а форму смогу набрать за месяц. И как-то раз, прогуливаясь по вечернему городу мы натыкаемся на билборд, надпись на котором сообщает, что уже через две недели в Дубне пройдет всероссийский турнир по боевому самбо. Первое, что я услышал: «Слабо?!». «Легко!» -- ответил я начал самостоятельную подготовку. Пока готовился понял, что хорошую форму вернуть не так просто, как мне казалось, что хоть техника никуда и не пропала, со скоростью и выносливостью у меня большие проблемы.

Не стоит говорить какими неправдами я сумел записаться на участие в турнире (я не был приписан ни к одной команде, а потому пришлось придумывать свою), думаю 4 года обучения на психологии научили хорошо вступать в контакт. Но меня ждало разочарование – весь лишний вес мне так и не удалось скинуть, а потому меня зачислили в непривычную для меня весовую категорию. Дальше – больше. На площадку выходили ребята в весьма серьезной экипировке, которой у меня, естественно, не было. Что-то удалось найти, но много не хватало. Когда я увидел своего соперника на первый бой, сразу вспомнился подростковый возраст, когда не находилось ребят моего возраста и веса, а потому приходилось сражаться со «здоровичками». Парень был не только на голову выше меня и оказался мастером спорта, но уже и продвинутым тренером. Я выходил на татами проклиная еду, отсутствие тренировок и самонадеянность, а мои болельщики закрыли глаза и, наверное, уже набирали номер скорой помощи. Но оказалось, что все не так плохо – я довольно быстро определился с тактикой боя: держать соперника на дистанции, откидывая его ударами рук и ног. И вроде как все хорошо, но та сама выносливость меня подвела – под конец схватки я стал подпускать мастера слишком близко и позволял делать ему броски, как итог поражение по очкам (в боевом самбо за броски дают гораздо больше очков, чем за удары). Вернувшись в раздевалку, я усомнился, в том, что смогу продолжить турнир – руки и ноги двигались с трудом и было несколько серьезных гематом. Но решил продолжить, не зря же все пришел! Да, и болельщиков не хотелось расстраивать. Готовясь к следующим сражениям, я решил поменять тактику – действовать не от обороны, а «решать все быстро»! Что с успехом и реализовал – второй бой длился 30 секунд, а третий 40. Мой «обидчик» от меня не отставал и завершил все свои последующие схватки так же досрочно.

Третьим местом я был не доволен – если не первый -- значит проиграл. Но и полноценно тренироваться я тоже не мог, так как ездил на психологические конференции, писал диплом, работал школьным психологом.

На четвертом курсе, для сдачи экзамена по педагогической психологии, необходимо было разработать какой-либо учебный курс. И тут спортивная направленность, накопленные знания и желание сдать экзамен, побудили написать меня курс спортивных занятий, которые помимо всего прочего решали бы и психические проблемы. Во время изучения нейропсихологии и процессе работы нейропсихологической коррекции детей в школе, я заметил, что многие упражнения заимствованы из восточных практик, в том числе и из единоборств (авторы учебников этого, в принципе, и не скрывали). То же самое было и в практических занятиях по телесноориентированной психологии. Я взялся за разработку программы, которая получила название «Курс психокоррекции и развития с использованием техник ушу, нейропсихологии и телесноориентированной психотерапии». Получил свою пятерку и, как-то, забыл про него, удовлетворившись проделанной работой.

Только спустя полгода, я поделился своей разработкой с коллегой по работе. У дядьки загорелись глаза! Он буквально схватил меня за руку и потащил в кабинет директора, что бы тот в срочном порядке выделил мне спортзал, где после работы я мог бы проводить свои занятия с детьми и взрослыми. Но мы опоздали буквально на 10 минут – спортзал арендовал другой тренер, которого в прочем уже через полгода закрыли – чем-то он не угодил ФСБшникам. Но к тому времени я уже уволился из школы, что бы сосредоточиться на написании диплома.

Успешно защитившись и получив диплом бакалавра, я стал задумываться о поиске новой работы. Искать долго не пришлось – меня пригласили в реабилитационный центр для детей с ограниченными возможностями «Бригантина». Причем заинтересованы они были как раз в том самом курсе!

Когда я учился на первом курсе университета, подобно Фрейду, я говорил, что никогда не буду работать с детьми (у Фрейда за все время работы терапию прошел только один ребенок), но после второго курса устроился на работу в школу. В школе я сам себе заявил, что никогда не буду работать с тяжелой патологией. И тут, на тебе, шизофрения, задержка психического развития, церебральный паралич, олигофрения, аутизм! И это еще далеко не полный список! Не знаю, что меня сподвигло, но я взялся за работу. Такого ажиотажа при записи в группы в центре не видели очень давно, возможно, даже никогда! За неделю на мои занятия записалось около 20 детей с разными диагнозами. Мало того, что они записались, так еще и постоянно ходили! Да еще и показывали положительную динамику!

Через полгода работы я уже привык, что на моих занятиях сидят люди, наблюдают за моей деятельностью, что-то записываю и просят прокомментировать то или иное действие. Тревожность и неуверенность, вызванные столь пристальным вниманием к моей деятельности, сменились гордостью и активность – я понял, что смогу многое, так как мои теоретические задумки успешно реализовывались на практике. В основном, наблюдатели, сидевшие на занятиях, были врачами и психологами. Если на вопросы психологов у меня не составляло труда отвечать, то быстро сориентироваться в терминологии врачей было довольно сложно. Пришлось читать медицинские энциклопедии и часто консультироваться с врачами. Однако, не смотря на появившуюся эрудированность в области медицины, консультации с опытными неврологами, психиатрами и педиатрами остается неотъемлемой частью моей деятельности при сложных отклонениях в развитии ребенка.

Яркие воспоминания остались от подготовки и участия моих подопечных в туристических состязаниях для детей с ограниченными возможностями, проводимых при поддержке МЧС. Детей с синдромом Дауна, ДЦП, олигофренией, органическими поражениями мозга и серьезными заболеваниями сердца, глаз и т.д., приходилось готовить в короткие сроки. Разрешенные нагрузки и вообще возможные упражнения для каждого нужно было подбирать индивидуально и при этом сохранять статус групповых занятий. Отягощался данный процесс еще и тем, что, как правило, эти дети привыкли находиться под пристальным вниманием взрослых, которые многое решали за детей, окружали их чрезмерной заботой, лишая самостоятельности. А нам предстояло провести с ними 3 дня в палатках в лесу, а на дворе был конец апреля.

Ребята с задачей справились и заняли первое место по Московской области среди всех детей, имеющих, в том числе, куда менее значимые патологии. Поезда дала огромный опыт поведения в экстремальных ситуациях. Помимо того, что дети с ограниченными возможностями никогда не находились в походных условиях, что сильно сказывалось на их самостоятельной обеспечении безопасности, и скверные погодные условия, появился еще один «сюрприз» в последний день мероприятия.

Перед объявлением конечных результатов и, собственно, награждением мы отпустили детей погулыть по территории лагеря. И тут я услышал крик и увидел, что взрослые и дети сбегаются к одной желтой точке – ребенку, лежащему на земле. В желтых футболках ходили наши подопечные. Я стремгалв побежал к этой точке, про себя думая «Только бы не ничего серьезного, только бы не жмур!» В нашей команде были дети с пороком сердца, а значит могло случиться, что-то страшное. Увидев, кто лежит на земле я очень удивился, и, надо сказать, очень испугался. Лицо потерпевшего было бледное, даже бледно-зеленое, губы синие, глаза закатившиеся, а тело полностью расслабленное без какого-либо проявления жизни! При дальнейшей оценке ситуации я заметил пузырящиеся слюни на подбородке и шее, а это давало предположить приступ эпилепсии. Но как?! У ребенка совершенно другой диагноз – у него синдром Дауна и за все время наблюдения в центре эпилепсию ему не ставили! Слава Богу, ребенок задышал и стал приходить в себя, естественно, как бывает при приступах, он не знал, что случилось и был удивлен, собравшемуся вокруг народу. Посовещавшись, решили, что это его первый приступ. Однако, второй не заставил себя долго ждать – ребенок вырубился на награждении. Тут уже было ясно, что ситуация аховая и надо вводить противосудорожные препараты, хорошо, что машина скорой дежурила на территории палаточного лагеря (одно из обязательных условий при проведении таких мероприятий). Но она была закрыта, а врач спал на носилках – был очень утомлен работой и алкоголем – разбудить его и открыть машину, где лежал чемоданчик с лекарствами не удалось. Вызвали скорую из города, пока ехала неотложка, мальчик успел попенить еще раз. Наконец, дозвонились до мамы, которая, как оказалось, не сочла нужным говорить про эпилепсию сына, что он сам принимал таблетки, а тут просто забыл это делать последние 2 дня. Приехавший адекватный врач скорой сделал укол, который, к сожалению, оказался малоэффективным. По дороге домой, в обычной газели, принадлежавшей Бригантине, ребенок выдал еще несколько приступов. Оказывая первую медицинскую помощь прямо на трассе, я думал только об одном – как довести живого ребенка до больницы, так как кровяное давление на последних приступах было предельно низким, падал тонус даже гладкой мускулатуры. До больницы я доехал обессилевшим как психически, так и физически, но осознал это, только когда передал ребенка врачам и родителям, а сам прилег отдохнуть.

Через год в Бригантине поменялось руководство и был пересмотрен мой договор. Если раньше мне практически не приходилось вести бумажной работы, то теперь обязали вести журналы по каждому моему действию. Теперь мне нужно было прописывать каждое упражнение которое предлагаю делать детям и какого эффекта я от него ожидаю. И так по каждому ребенку, а их под моим попечением было около 20! Возможно, это было эффективно, с точки зрения развития персонала, но у других специалистов было по 3-4 ребенка в день, а у меня 20! Когда я понял, что придется выбирать работать на эффект или работать на бумагу, принял решение уйти. Такое решение освободило меня от бумажной работы и позволило заняться частной практикой и написанием второго диплома – уже специалиста.

Практика продвигалась очень даже хорошо – я вел коррекционные группы, проводил индивидуальные занятия и консультации. Ближе к окончанию университета, я решил создать общество с ограниченной ответственностью, где помимо меня работали бы другие специалисты.

После окончания университета поступило предложение учиться в аспирантуре, куда я и поступил на направление педагогической психологии.

Люди, работающие в сфере образования, знают, что летом практической работы почти нет. В этот самый скучный период безделья, мне предложили поработать за границей в республике Кипр семейным психологом, для русскоязычных семей. Желание занять себя на лето переросло в то, что на Кипре я прожил почти год. Одним вечером я прогулялся со своим подопечным до секции карате, где он занимался. Тренеру нужно было куда-то отлучиться на 15 минут, и он, зная, что я занимался Сетакан, попросил меня подменить его. В итоге, я провел всю тренировку, а дети были настолько вдохновлены предложенным мной процессом, что каждый раз увидев меня в зале просили, что бы я провел занятие. А к детям на Кипре особое отношение – там им не принято отказывать ни в чем. Так если вы увидите в Никосии или Ларнаке взрослого мужчину, который не улыбнулся ребенку, то знайте, скорее всего, это русский. Так я стал вести занятия по карате, в том числе готовил детей для турнира – чемпионата Кипра по карате Сетакан.

Жизнь, на Кипре хороша, но несколько скучновата. Я не мог там до конца реализовывать свои идеи, потому решил вернуться в Россию, где видел большие перспективы своей реализации, как практикующего психолога, тренера и исследователя.

Буквально только спустившись с трапа самолета, мне позвонили и предложили встретиться и обсудить сотрудничество с центром профессиональной подготовки домашнего персонала. Мне предлагали вести занятия по психологии развития, вести тренинги эмоционально саморегуляции, профессионального общения, трудоустройства и еще ряд курсов. График работы позволял бы мне успешно заниматься написанием диссертации и частной практикой.

Параллельно стал вести занятия как групповые, так и индивидуальные, в других психологических центрах, детских садах Москвы и ближайшего подмосковья. Детей, занимающихся «УШУ» за два года работы набралось достаточно много, потому решил, для бОльше мотивации ребят проводить турниры. Как правило, такие соревнования – праздники для детей и отчетность перед родителями, проводятся они перед Новым годом и в конце мая и включают четыре блока: «Самый сильный», «Самый быстрый», «Самый техничный» (бесконтактные блоки) и для ребят постарше схватки по упрощенным правилам ушу-саньда.

Не так давно была исполнена одна из моих мечт – я открыл собственный клуб единоборств. По сути, он стал открытой площадкой обмена опытом для людей увлеченными единоборствами во всех их проявлениях. Одна из особенностей клуба в том, что внимание уделяется не только телу и навыкам, а и психическому состоянию. Работа с ощущениями и переживаниями ведется не скрыто и не является побочным эффектом, как при классическом занятии спортом, а целенаправленно или параллельно, в зависимости от запроса. Это позволяет не только получить навыки самообороны и укрепить тело, но и более уверенно чувствовать себя в жизни, а, стало быть, и большего в ней достигать.

Уверен, что это всего лишь начало моей активной деятельности. Сил и энергии хватит расширить мою скромную биографию до солидных размеров.